Отец

Старческая деменция еще никогда не была раскрыта в кино так, как в «Отце». И последующие фильмы на эту тему обязательно будут сравниваться с блестящей работой Флориана Зеллера.

Это что-то иное, виртуозно сделанное и интеллигентно, со вкусом поданное. Возможно, потому, что картина отчетливо европейская, не похожая на американских конкурентов.

Беспощадный реализм без натурализма здесь стиснут рамками пограничного пространства, заставляющего зрителя почувствовать себя в шкуре героя.

Такую беспощадную, обнажающую нервы и вместе с тем трогательную и почтительную трактовку угасания под силу создать только проницательнейшему из наблюдателей.

Вместе со стариком нам приходится по крупицам собирать пазл из улетучивающихся воспоминаний, подставляя и подходящие, и неподходящие детали. Только вы никогда не соберете — не потому, что сложно, просто невозможно.

Практически идеальное кино, успешно препарирующее целый букет смежных человеческих фобий: постареть, сойти с ума, оказаться брошенным и никому не нужным или же, напротив, ухаживать за таким человеком, жертвуя собственной жизнью.

Филигранно разыгранный «Отец» выстроен на одном, хоть и фундаментальном, приеме. Безусловно, до античных высот «Любви» Михаэля Ханеке картина не поднимается, хотя есть пара отчетливых отсылок к ней. Но в своем жанре это практически безупречная вещь, в особенности для дебюта.

Это великолепное кино, но, честно говоря, едва ли можно придумать более страшную экранизацию фразы «все там будем», — такого никому не пожелаешь.

Фильм, который производит очень мощное впечатление и пробирает насквозь. Лента Флориана Зеллера делает больно, почти физически больно!

Это очень печальная лента, довольно странно, что прокатчик позиционирует ее как драмеди. Отдельные ироничные реплики персонажей вряд ли способны смягчить эффект.

Образцовый, леденящий душу триллер. К тому же выполняющий исключительную функцию кино — он позволяет взглянуть на мир глазами больного, обессилевшего героя.

Вместе с оператором Беном Смитхардом и художниками фильма режиссер лаконичными средствами выстраивает среду замкнутую, с привкусом клаустрофобии, небогатую деталями - но эти немногие образы многое говорят, будь то светлые квадраты от исчезнувших картин на обоях или огромная скульптура-маска человека без мозга во дворе больницы.

С каждым кадром все более сильным источником тревожного напряжения в «Отце» оказывается ощущение, что у тебя на глазах доходит до стадии полураспада не только лондонский пенсионер Энтони, но и Клавдий с Титом Андроником, Никсон с Адамсом.

Очевидно, что режиссер буквально ставит зрителей в положение заглавного героя — больного старика, утратившего связь с реальностью. Перед нами образец монодрамы: не в распространенном понимании ее как пьесы с участием одного персонажа, но в понимании театра начала XX века.

Это не просто старческая беспомощность, а желание доказать, что он еще чего-то стоит; это злость, обида и пугающе правдоподобный страх в глазах. Мастерски сыгранная роль, достойная любых признаний и наград.

Для кого-то это будет тягучий опыт словно бы из вступления к «Евгению Онегину»: «Но, боже мой, какая скука. / С больным сидеть и день и ночь». Но для кого-то — важная репетиция того, что однажды случится в настоящей жизни.

Здесь налицо все компоненты репертуарной пьесы и «оскаровского» фильма. Мелодрама легко впускает в себя элементы грустной комедии и псевдодетектива. На трагедию сюжет не тянет.

«Отец» (как, впрочем, и две другие части драматической трилогии Зеллера) умело играет на нервах культивированной публики, тревожных и гиперответственных детей среднего возраста.

Фильм «Отец», как бы не хотелось обратного, не пытается эту парадигму деконструировать, но, работая в предыдущей, позволяет заново воспринять, осмыслить, прожить проблему ментальных заболеваний даже тем, кто от этого, казалось бы, бесконечно далек.

Театрализованная драма в ограниченном пространстве, детально эксплуатирующая интроспекцию на пару с деменцией в «лучших» традициях оного направления.

Для воплощения старческой деменции автор убирает кульминации в сценах, из-за чего действие скручивается в путанный поток из прошлого и настоящего, реальности и галлюцинаций.

«Отец» является скорее отстраненной зарисовкой-наблюдением, чем таблеткой морали. В нем акцент сделан не на тяжести решения Анны — пусть мучительно, оно неизбежно и оправданно, — а на том, как прогрессирует болезнь Энтони.

Режиссер Флориан Зеллер ужимает продолжительность действия до легко усваиваемых полутора часов, добавляет элементы оригинальности к неумолимо приближающейся развязке.

Наверное, в театре эмоциональный финал «Отца» выглядит пронзительно; то, как он сделан здесь, особенно последняя точка, — извините, но это пошлятина.