Ширли

Пример мастерски сделанного импрессионистского произведения, в котором каждая шестеренка сложносочиненного механизма работает в идеальном темпоритме.

Мосс — причем уже безо всяких режиссерских костылей — тут превосходит в экспрессии даже актеров раннего русского кино, которым удавалось исполнить глазами настоящую немую арию. И кажется — вот он, тот самый женский взгляд в кино, о котором много кто говорит, но который мало кто видывал.

Эффект погружения достигается сочетанием гипнотически клаустрофобного визуального стиля (оператор Стурла Брандт Грёвлен), в котором картинки быта начала 1950-х сменяются лихорадочными включениями из воображения героинь, беспокойного саундтрека (композитор Тамар-Кали) и ярких актерских работ, особенно Элизабет Мосс.

Во всяком случае элементарный и даже скатывающийся моментами к плакату сюжет умудряется оставить столько двусмысленностей, что при всем желании «нормальной» истории в финале не сложишь.

Жозефин Декер убедительно доказывает, каким гибким может быть вполне традиционный жанр биографической драмы.

Если идеи фильма в итоге не бесконечно оригинальны и глубоки, то сделан он с впечатляющим мастерством.

Это необыкновенное кино о не менее необыкновенной личности, которая, как говорят, «сделала себя сама» не благодаря, а вопреки социальному осуждению в духе «твое место за мужем, твоя обязанность — домашний очаг».

«Ширли» также можно считать серьезным феминистическим высказыванием, которое так или иначе показывает зрителю, что фигура женщин в кино может избегать шаблонов и быть совершенно разной: неприятной и соблазнительной, страстной и потерянной, плохой и хорошей.

Если это триллер, то триллер уровня Эдриана Лайна, не сползающего в банальные скримеры, как в «Человеке-невидимке». Если байопик, то не прямой, а косвенный, в котором писательская драма про поиск сюжета — и поиск героини — и поиски в ней себя — это всё только повод для авторской рефлексии и общефилософских рассуждений.

Постановщица не провозглашает лозунги и не объявляет виноватых — если уж на то пошло, виноватых её система координат не подразумевает вовсе, потому что виноваты все и по-своему.

«Ширли» как‑то довольно смело по нынешним временам настаивает, что чистых и безупречных в этом мире не бывает. Неважно, жертва ты или искуситель, неважно, живешь ли ты в замке или в квартирке.

Ширли — писательница, овладевающая реальностью и превращающая ее в ткань своего произведения. Эта идея лежит на поверхности фильма, но его основной месседж — безумие интереснее нормальности.

Среди всех фильмов Декер этот, пожалуй, самый лобовой и нарративный (сценарий впервые в своей карьере писала не она сама) с важной звездой в главной роли.

Драматургически фильм, скажем так, не самый простой: его хаотично кидает от сцены к сцене, и сквозь завесу бессознательного порой сложно понять, а что вообще на экране происходит. «Ширли» не ударяется в фантасмагорию о пути авторской мысли в духе «Восьми с половиной», но и с реальностью у картины отношения напряжённые — как и сама Джексон, фильм вечно находится на грани между космосом и хаосом.

Жозефин Декер подлинная биография Ширли Джексон, судя по тому, как она с нею обращается, не особо заботит, а заботит совсем другое - токсичные отношения и вытекающее.

Вычурность постановки и череда неоднозначных художественных решений может отпугнуть зрителя во время просмотра «Ширли», но, с другой стороны, Джексон была точно такой же неоднозначной и противоречивой личностью, к которой попросту невозможно относиться категориями «нравится»/«не нравится».

От кондового жанра биографического очерка «Ширли» отличает не только углубление в сценарные фантазии, придуманные и опущенные подробности жизни главной героини, но и все та же визуальная манера Декер, превращающей фильм в неустойчивый операторский аттракцион.

Одной из сильнейших сторон фильма является филигранно воссозданная атмосфера поздних 40-х — начала 50-х. Прически, костюмы, интерьеры и даже сама цветовая палитра пронизаны духом тех лет. Хуже дела обстоят со сценарием: мотивация персонажей не всегда ясна, а многие сюжетные ходы чересчур предсказуемы.

Это как раз тот случай, когда произведения писателя куда важнее его личности и частной жизни. И исключения, вроде Хэмингуэя и Солженицына, только подтверждают общее правило.

Ужас, подлинный, а не книжный, в том, что никакой не то чтобы безупречностью, а никаким кинематографическим мышлением в «Ширли» близко не пахнет.