Перемирие

Ко Дню российского кино в прокат выходит одно из основных его достижений этого года — "Перемирие" Светланы Проскуриной, удостоенное главного приза на "Кинотавре". В фильме использована модная в этом сезоне драматургическая конструкция путешествия из ниоткуда в никуда как наиболее точная метафора для описания современной российской действительности, в большинстве случаев маскирующая отсутствие у авторов живого интереса к этой действительности. Для того чтобы превратить в абстракцию человека, которого играет Сергей Шнуров, нужно отдельное мастерство — профессиональные актеры, понятное дело, специально обучены превращению из живых людей в олицетворение отвлеченных идей, а когда обладатель такой яркой и вроде бы необузданной индивидуальности, как Сергей Шнуров, на экране становится бородатой и нечесаной идеей русского человека вообще, послушным лицом бренда "загадочная русская душа" — это, конечно, высочайший класс режиссуры.

"Перемирие" — фильм, убедивший многих в том, что известия о смерти авторского кино оказались преждевременными. Светлане Проскуриной удалось найти новую интонацию для сюжета о поисках пути. Ключевая сцена встречи потерянного героя с таким же молодым священником, наполненным жизненной и духовной силой, решена без дидактики: вместо псалмов священник оглашает среднерусский пейзаж громогласным пением "Королевы красоты" из рассекающей пространство машины. Мистическое российское пространство — это и есть главный персонаж "Перемирия". После краха советской империи осваивать его бросились многие режиссеры. Проскурина, храня верность своей интонации, сумела революционизировать герметичный мир авторского кино и даже приблизить его к мейнстриму. Ей удалось соединить и почти примирить многие архетипы постсоветского кинематографа — христианский символизм, "чернуху", острый взгляд на Россию как на "татарскую пустыню" и в то же время поэтическое восхищение этим диким полем.

«Перемирие», взращенное на абсурдистско-метафизическом сценарии Дмитрия Соболева, автора «Острова», и ведомое безошибочной, глядящей в суть вещéй камерой Олега Лукичева, достигает того визуального опыта пространства, который непривычен для нового российского кино (за вычетом разве что, может быть, сигарёвского «Волчка»). Это – опыт провала, черной дыры, пустого места, сгущающегося до чаадаевской «беспечной отваги» в самых превосходных степенях. Если ориентироваться по картографии дантовского Ада, подобный абсолютный провал может вести только к свету, даже пусть это конец света: дальше проваливаться уже некуда.

«Перемирие» Светланы Проскуриной — метафизическое путешествие вглубь русской души, получившее главный приз «Кинотавра». Подобно «Дикому полю» «Перемирие» — медитативное кино с перебивчивым ритмом, то набирающее обороты боевика, то скатывающееся в ленивую созерцательность. Еще один важный герой фильма — это природа. Она задает масштаб, попутно обнуляя драматический пафос, ведь какая попытка понять «кто я» без осознания собственного места, а эпические просторы это место указывают точно — песчинка, не более. Возможно, где-то там, в этих монотонных бескрайних пейзажах, прячутся истоки древнерусской тоски.

Минуло несколько месяцев после показа и последовавшей за ним победы «Перемирия» на 21 Кинотавре, а в памяти до сих пор диковатые персонажи Светланы Проскуриной, сумрачная природа картины и рефлексирующий главный герой в исполнении Ивана Добронравова. Тогда я мало что понял из просмотра фильма, и лишь сама режиссер прояснила ситуацию и с названием, и с ее авторской позицией по отношению к зрителю и, тем более, к критикам. «Перемирие» по Проскуриной – это избыток мира, который мы теперь можем лицезреть каждый день, путешествуя, вбирая в себя неиссякаемый поток информации, и при этом абсолютно не уметь общаться и слушать другого человека.

Пространство перенаселено лихими, добродушными, неприкаянными и бессмысленно жестокими разбойниками: у всякого за пазухой обрез, каждый промышляет грабежом, но поскольку народу в глухомани немного — грабят друг друга, а в перерывах дружно ходят в баню поговорить о конце света, поглядеть через дырку в стене на моющихся баб и, если повезет, увлечь понравившуюся Наташку на ночь любви в теплицу с цветущими кабачками. Главный герой наблюдает за торжеством иррационального с тихой улыбкой, великолепно вписываясь в причудливый среднерусский ландшафт — и в этом, пожалуй, главное отличие фильма Проскуриной от других картин, пытающихся разгадать фирменный национальный феномен: зверства и разбой, творимые среди буйных степных трав, подсвеченных мягким предзакатным светом, — это уже не уголовное дело, а пейзаж Левитана. Вот тут между западниками и славянофилами наступает перемирие.

«Перемирие», несомненно, понравится сторонникам «Дикого поля» (тот же отстраненный, с намеком на святость, типаж героя, тот же сонный ритм, тот же инстинктивный страх режиссера перед матерью — сырой землей), и вполне понятно, что фильм получил гран-при на «Кинотавре». У остальных будет масса вопросов к авторам. Почему вообще картина называется «Перемирие»? Почему диалоги написаны так, что даже профессиональные актеры не могут прочесть их не запнувшись? Вы боитесь России или жалеете ее? Да и вообще, что сказать-то хотели?