Рай: Надежда

Из лагерных кричалок, из спортивных упражнений и игр в «бутылочку» после отбоя здесь рождается поэма о чувстве сколь высоком, столь и невозможном, позволяющем отринуть телесную оболочку и вовсе забыть о ней. Юмор Зайдля перестает быть едким и злым: «Надежда» – самая нежная и светлая его картина.

Ближе к финалу, когда уже кажется, что их встречам пришел конец, складывается картина, в которой нет больших надежд, но есть утешение. Все пути в трилогии ведут к разочарованиям, в каждом из них найдется утерянный рай.

У этой истории, как и у первых двух, не может быть хеппи-энда, но именно здесь с названия снимаются иронические кавычки. Не с «рая», конечно, но, по крайней мере, с «надежды». То, что Зайдль при всей своей фирменной язвительности настоящий гуманист, было понятно давно. Но то, что он может быть оптимистом, пожалуй, новость.

Методом кнута и пряника Ульрих ставит своих героинь в крайне неудобные и нелепые ситуации, и тут же вытаскивает их — зареванных, приободряет и подталкивает под зад — мол, двигайся дальше. Падай и поднимайся, совершай ошибки, наступай на грабли, но двигайся.

Если после выхода первой картины Зайдля обвиняли в социальной нетерпимости, после премьеры второго фильма - в оскорблении чувств верующих, то после заключительной части трилогии приготовившиеся к атаке критики были слегка шокированы.

"Рай: надежда" фильм вовсе не об издевательствах над несчастными детьми, как и "Рай: вера" не о религиозном помешательстве, а "Рай: любовь" не о сексуальной эксплуатации бедных кенийцев, а о парадоксальных внутренних состояниях и о том, что счастье — нечто неуловимое, но вполне реальное, данное в ощущениях.

Пунктиром по фильму разбросаны привычные развлечения избавившейся от постоянного надзора молодежи: мечтательный девичий треп на пока незнакомые сексуальные темы, ночные игры в бутылочку и еще более поздние рейды к холодильнику.