Я видел Дьявола

В «Я видел дьявола» кореец Ким Чжи Ун продолжает в свою очередь действовать теми же методами, что ранее позволили ему, не выходя за жанровые рамки, радикализировать последовательно хоррор. Но чрезмерность и очевидная сконструированность, впрочем, не столько недостатки «Дьявола», сколько следствия жанровой игры, затеянной режиссером: передергивая и с жестокостью и с драматургической правдой. Важно, что одновременно с жанровыми моделями до абсурда таким образом доводится и сам концепт мести, обнажающий свою только в кино возможную природу, — в сущности, после «Дьявола» любая экранная вендетта просто немыслима.

«Дьяволом», по-хорошему, тему задумчивой ориентальной жестокости можно закрывать: это словарная статья «современный корейский триллер», в которой все важные элементы выделены жирным шрифтом. Ким Чжи Ун, ранее преуспевший в хорроре, гангстерской мелодраме, комедии и даже вестерне, вполне по-маньячески расчленяет очередной жанр и с почти абсурдной настойчивостью разглядывает, из чего он там состоит. Количество разнообразнейших увечий, которые наносят друг другу персонажи, не поддается исчислению. При этом сам маньяк для наглядности, в ущерб, наверное, правде жизни, лишен каких-либо видимых патологий — он просто очень, очень плохой. Это определенная ­техника, доведенная до совершенства, но в процессе ее обладатель научился так ­искусно создавать суррогаты эмоций, что настоящих эмоций, за ненадобностью, и не осталось.

В фильме "Я видел Дьявола" режиссёр с невозмутимостью патологоанатома препарирует природу человеческой жестокости, постоянно переходя границы разумного. В качестве пособия фильм был бы, наверно, к месту, но не в кинозале. Это уже не жестокость ради искусства, а жестокость ради жестокости.

Новому творению Ким Чи-Вуна лучше всего подошло бы определение "кровавая баня" — если бы такой жанр существовал. Самое удивительное в этой отвратительной истории то, что местами она выглядит необычайно смешно. Маньяк садится в такси — а там уже сидят два других маньяка с трупом в багажнике, приезжает к приятелю — а у того в кладовке связанная жертва с кляпом во рту. Когда патентованный псих нарывается на себе подобных, ему только и остается комически причитать, что все кругом ополоумели.