Ноэ, как автор последовательный, всегда интересовался в первую очередь самыми базовыми понятиями. Любовь и секс, жизнь и смерть, судьба и случайность — понятно, об этом же сделаны практически все фильмы на свете, но у Ноэ всегда получалось их как-то дистиллировать, довести одновременно до предельной простоты и максимальной концентрации. И «Вход в пустоту» в этом плане — его opus magnum, главнейшее высказывание, которое объединяет сразу все его темы в единую галлюциногенную медитацию о цикличности жизни. Причем медитацию довольно грамотно устроенную, даже несмотря на кажущуюся бессистемность бесконечного «трипа» второй половины фильма.
«Вход в пустоту» еще раз убедит в своем мнении тех, кто всегда считал Ноэ талантливым экспериментатором, но на сей раз им придется избавиться от снисходительной интонации. Уж слишком масштабен, величественен даже этот эксперимент. Жизнь и смерть, реальность и наркотическая галлюцинация, бытие и пустота за эти три часа непостижимым образом становятся настолько неотделимы и неразличимы друг от друга, что из этой мигающей преисподней действительно выходишь заново родившимся (как вариант – радуясь, что живой), чистым как никогда и, как следствие, совершенно потерянным, с уверенностью зная только, что никакие ориентиры вроде философии буддизма, Кастанеды и шопенгауэровской воли к жизни уже не срабатывают, что впервые камера дышит настолько жадно, что давняя мечта Ноэ свести количество своих зрителей к нулю к следующему фильму обязательно исполнится – он просто замучает их до смерти.
За почти три часа хронометража, которые отводит Ноэ своим персонажам, зритель умирает и воскресает вместе с ними. Гениальный оператор Бенуа Деби, чья камера буквально парит, тем самым отрицая всякие законы гравитации, не пытается фиксировать психоделический трип, но намеренно растворяет в нем зрителя. От этого фильм воспринимается почти тактильно: героям не нужно проговаривать то, что они чувствуют, поскольку режиссером дается редкая возможность ощутить все на собственной шкуре. Вычленять при этом конкретные смыслы, кроме того, что безграничное, ничем незаполненное пространство и есть жизнь, будет довольно сложно.
Снятый почти полностью с точки зрения нематериальной субстанции и, судя по всему, с помощью нематериальной же техники, первый за восемь лет полнометражный фильм француза Ноэ («Один против всех», «Необратимость») неизбежно слегка размазывает по креслу даже тренированного зрителя — просто по совокупности использованных в нем средств воздействия на рецепторную систему. Два с половиной часа собраны из дюжины с чем-то цельных планов, в ходе которых камера легко может выбраться из лампочки, взмыть за облака, потом вернуться обратно и влезть кому-нибудь между ног. Сюжет, пропущенный через призму рассыпающегося на части сознания, ходит по раз за разом сужающемуся кругу.
Cюжет сцепляется у Гаспара Ноэ в замкнутую композицию, смысл которой исчерпан названием фильма полностью: как и душа драгдилера, зрительское внимание все три часа поглощено, собственно, дыркой от бублика. Отверстием нуля. Этому весьма способствуют и траектория парящей камеры, все время запускаемой по элипсам, спиралям и восьмеркам, и бесконечное повторение одних и тех же сцен с различных ракурсов, как будто кинопленку зарядили в проектор, склеив в ленту Мёбиуса. Но в чем не откажешь этой пустоте точно — так это в окантовке. Всмотреться в ничто можно лишь очертив пространство фонарем, и фильм Ноэ представляет собой упражнение со светом — главным веществом кино, без которого делать там просто нечего.
Cюжет, мягко говоря, рыхловат, главным событием фильма кажется несчастный случай с родителями маленьких Оскара и Линды — автокатастрофу, в которой погибли взрослые, показывают раза четыре; тема потери матери, отнятия от груди, вброшенности в недобрый мир склоняется тут на все лады. Вместо связной истории и внятной биографии он видит только ошметки эмоций, плавающих в безвоздушном пространстве той пустоты, о которой так много говорят буддисты. Увы, путей выхода Ноэ не предлагает. Заурядный герой фильма выбирает новое рождение, поэтому никаких выводов из его трипа нам тоже не полагается. Кроме разве что такого: все лучшее в этой жизни похоже на мамину сисю. Да-да, и хорошо свернутый косяк тоже!
Во «Входе в пустоту» Ноэ почти три часа пытается выяснить уже, не сколько кошмара выдержит экран, а где расположен кинематографический конец света, за которым каждому свое, а для атеиста Ноэ дальше – пустота. В известном смысле можно сказать, что «Вход в пустоту» – это кино не о смерти, а после нее. Что, впрочем, совершенно неудивительно, учитывая, что в прошлом своем фильме автор это самое кино изнасиловал и убил.