Тот, кто гасит свет

Что отличает хороший детектив от плохого? Непредсказуемость. Детский восторг от того, что полтора часа тебя водили за нос, вроде бы и давая ключики к верной разгадке, но при этом мягко подталкивая к неправильным выводам. Удовольствие от обманок, когда уже сформировавшийся в голове обвинительный пакт оказывается ошибкой, и увлекательную головоломку опять приходится разгадывать сначала. Всего этого у Либенсона с избытком, в обрамлении воспаленной атмосферы «Бессонницы» и нервно дышащего монтажа. Тропки неожиданно сплетающихся в единый клубок сюжетных линий, отчаяние и одержимость, странное ощущение сна наяву, когда все вдруг начинает источать угрозу — и уже не следователь Моисеев, а ты сам лезешь в ледяную прорубь, цепляясь за последнюю надежду. Кино это, как живой организм, заключает в свои объятия и не думает отпускать до финальных титров.

Жанр у нас, как известно, прорастает очень трудно, особенно этот, страшный. И вовсе, конечно, не потому, что и так у нас все страшно, это все старомодные отговорки. Может быть, потому что в типовом триллере или детективе, как ни цинично это звучит, все должно происходить энергично, слаженно и убедительно. Пытались и создатели фильма "Тот, кто гасит свет", подтянув серьезную мужскую харизму Гуськова и Горбунова и тягучую провинциальную жуть. Энергично. Слаженно. Убедительно. Ну сами посудите — разве этим мы тут сильны?

Начать хотя бы с кастинга — добрейшее лицо Гуськова органично смотрелось бы в деле о хищениях из бакалеи, но в жанровом упражнении про расчлененных девочек… Это уже эстетский выверт в духе Брюно Дюмона! Получается занятно, тем более что на фоне нестройного хора певцов тяжелой русской доли режиссер, который не собирается учить нас хорошему и вечному, а просто, хоть и не всегда удачно, решает какие-то формалистические задачи, выглядит очень достойно. Дикий, но симпатичный финал, в котором два сотрудника ОВД разыгрывают в проруби «Смерть среди айсбергов», окончательно расставляет акценты — перед нами чистейший пример «русского Болливуда».

Художественный прием у Либенсона один — истерическое чередование планов разной крупности, когда фрагменты слов и движений как бы скрадываются — и в этих вырезанных кусочках пленки, судя по всему, и скрылся «первый русский триллер о маньяке». К середине картина окончательно превращается в собственный трейлер, и понять, что и почему там происходит, можно разве что по глазам актера Гуськова — в них профессионально отражается набор вечных вопросов; не столько, впрочем, «Кто виноват?», сколько «Когда уже пойдем обедать?»