Подмена

Клинт Иствуд в очередной раз подтвердил право именоваться одним из наиболее выдающихся современных кинорежиссеров Северной Америки. Характерная особенность лучших фильмов Иствуда последних двух десятилетий – точнейшая выверенность каждого телесного и душевного движения: ни одного лишнего жеста, ни одной чрезмерной эмоции, намекающей на истерику и экзальтацию. И это при том, что эмоциональная сторона в поздних иствудовских картинах рельефна до виртуозности. Показывая рыдания Кристин Коллинз и чернейшее отчаяние мальчика, участвовавшего в убийствах других детей и боящегося попасть в ад, Иствуд в буквальном смысле дозирует мимику, жестикуляцию и слезы – почти как когда-то Робер Брессон, по-аптекарски экономивший внешние эффекты ради чистоты вживания в своих героев.

По-английски фильм называется «The Changeling», это слово означает дитя волшебного существа — эльфа, тролля или фэйри, которое те оставляют взамен похищенного человеческого ребенка. К сожалению, для этой метафоры в русском языке нет аналогов. Но тот язык, которым пользуется в кино Клинт Иствуд, рассказывая свои жестокие и печальные истории, не требует переводчиков и словарей. Он сам говорит: «Важно лишь одно — хорошая ли это история и хорошо ли она рассказана». Последний голливудский гуманист, как его часто называют, опять рассказал хорошую и поучительную историю. Жаль, что время гуманизма уже уходит вместе с его носителями.

Иствуд, являясь главным преемником классических кинематографических традиций, остался одним из немногих режиссеров, кто способен наделить жизнью любой жанровый эксперимент. Этот живой классик, кстати, обладая уже двумя позолоченными статуэтками за режиссуру, в последнее время как-то удивительно планомерно и неспешно снимает свои безукоризненные шедевры. И в «Подмене» мэтру вновь довелось вплотную приблизиться к абсолютизированию кино как высокого искусства. Что немаловажно, в этом завистном рвении ему не помешала даже Анджелина Жоли с грацией фарфоровой куклы. В картине она отвечает за божественную красоту, мятущуюся в бескомпромиссном в своей жестокости мире властных мужчин. Таланта актрисы хватило как на убедительное раскрытие зрителю непростого характера героической матери, так и на органичное присутствие в истории, скроенной в антураже 30-х годов прошлого столетия.

"Подмена" — хороший шанс разобраться, является ли Джоли дивой, гнущей рельсы своей харизмой, или еще и актрисой. Увидеть ее такой — тихой, застенчивой, старающейся занимать как можно меньше места и не доставлять никому хлопот — и вправду занятно. Вопрос же остается открытым — все точно и аккуратно, но рядом с Малковичем, сыгравшим борца с полицейским произволом, и Джейсоном Харнером, сыгравшим не просто маньяка, а спокойное беспримесное безумие, ее беззащитно распахнутые глаза и прижатая к губам ладошка выглядят простодушно. Впрочем, история работает как часы, и даже если рука не повернется назвать этот фильм великим, Лос-Анджелес 20-х достаточно живописное место, а Иствуд обладает вполне безупречным вкусом, чтобы до самого конца не отвлекаясь желать мальчику возвращения домой.

«Подмена» — правдивая, но чудовищно неправдоподобная, стопроцентно голливудская трактовка известной басни о двух лягушках в крынке с молоком, одна из которых утопла без лишних движений, а вторая упорно взбивала масло. Финальные титры сообщают, что Кристин Коллинз продолжала безрезультатно барахтаться до конца своих дней. Это хороший жизненный урок, но сострадания в зрителе он вызывает не больше, чем любой эпизод из жизни амфибий. Виновата в этом исключительно актриса Джоли, играющая серьезную мелодраматическую роль с тем же отстраненным шармом бойца, с которым она стояла за штурвалом паролета в «Небесном капитане» и палила по чипсам у Бекмамбетова.

Кощунственные слова, но это, кажется, первый в истории человечества фильм, всерьез испорченный присутствием Анджелины Джоли. Чем больше усилий она прилагает, тем очевидней ее тотальная неуместность: будто в Америку 30-х запустили персонажа из какого-нибудь «Города грехов». Что выручает фильм, даже при такой незадаче с главной героиней, — это уникальная иствудовская интонация и его склонность рассматривать ­понятия в их изначальном, базовом значении: историю о коррупции он читает как историю порока, битву гражданочки с продажной госструктурой — как столкновение невинности со злом. Притом невинность трактуется им не как бесплатная данность, присущая животным и детям, а как осознанное состояние организма, требующее регулярных ­упражнений. Кажется, именно в этом несколько спортивном подходе к душевным материям и есть секрет иствудовского ­величия.

«Подмена» действительно знаменует собой если не новое слово в современной кинодраматургии, то, как минимум, – ещё один шаг в сторону новаторских поисков поколения кинематографистов, задавшихся целью (не меньше!) изменить наши представления об окружающей реальности, смещая и размывая привычные рамки восприятия знакомого пространственно-временного континуума. Иствуд давно стремился пополнить их ряды, иногда, как в слабой, подражательной «Таинственной реке» , открыто, но чаще – неявно, осторожно. Что ж, тридцатая по счёту режиссёрская работа ему такой шанс предоставила!

Работая практически с первого дубля, Иствуд подарил зрителям тот род актерской игры, которую можно назвать пронзительной. Тяжеловесная история, которая смягчается изяществом и кротостью Джоли, «Подмена» - это остросоциальное кино, тема которого с 20х годов мало изменилась, до сих пор ужасает и просит задуматься.

В новом тысячелетии акценты сместились – и пафосный американец с «республиканскими» взглядами на кино теперь большая редкость, но все же до поры, до времени Иствуд не был тем самым раком на безрыбье. «Подмена» получилась как раз такой, на безрыбье сделанной картиной. К сожалению, ничем кроме яркой роли Джейсона Батлера Харнера похвастаться фильм не может. Да, смотрится он достаточно легко для своего очевидно нравоучительного посыла, но только какая ему цена, если как таковой морали вынести из него нельзя. Возможно, «Подмена» - это что-то вроде разминки перед большим прыжком.