Плохой лейтенант

Когда камера без предупреждения уходит в расфокус, а Кейдж, срываясь на визг, забывает изображать положенный по сценарию идиотский южный акцент, «Лейтенант» превращается в абсолютное кино — прущее напролом, пугающее женщин и детей неприлично торчащим из штанов пистолетом и на вопрос «Кто ты такой» с лету отвечающее единственно верным образом: «Я тот, кого ты в последнюю очередь хотел бы сейчас увидеть».

Если взять Херцога как факт мирового кинематографа за сто процентов, то даже той десятой части, которая угодила на экран по договору с Прессманом, оказалось достаточно, чтобы превратить Кейджа из унылой брюквы, каким мы его знаем последние лет пятнадцать, во что-то человеческое. Нечеловеческая точка зрения на лейтенанта, помещенная в зеленые глаза ползающих по экрану игуан и крокодилов — опять ход гения, и тоже входит в десятину авторских безумств, оговоренную с американскими продюсерами, но большой роли в фильме не играет. Действительно ошеломляющее впечатление производит скорее то, как сатанински похохатывает, вырывая кислородные трубки из старушек, раздышавшийся наконец-то Кейдж, а Ева Мендес — верещит и матерится, как последняя хабалка, которой влезли в сумочку.

В «Плохом полицейском», при всей его мейнстримности, манеру Херцога нельзя не узнать: он, как всегда, делит мир на аборигенов и пришельцев, и вторые суетятся, а первые с любопытством смотрят на вторых. Аборигены в «Полицейском» – холоднокровные, медленные жители мокрого Нового Орлеана, рептилии. Герои – ну, эти. Бегают, кричат. Люди. В данном случае пришелец вроде бы сам Херцог, заглянувший на голливудскую территорию. Но нет, он не суетится, сидит на столе воображаемой игуаной, с интересом наблюдает за чуждым жанром. Это не Херцог пришел к Голливуду, это Голливуд зашел на территорию великого немецкого духовидца. Бегает, кричит. Смешной.

Вместо изнасилования католической монахини — убийство семьи африканского драгдилера, вместо милосердного Христа, которому один грешник дороже десяти праведников — слепая как крот фортуна, вместо экзальтации — какая-то старушечья хандра, отягощенная всплесками хулиганства, вместо американского Евсюкова — участковый с маленьким окладом. Позиции сдал не только сюжет, но и сам Херцог — славный своей способностью управляться с яркими, даже яростными типами (Клаус Кински, гамбургский сумасшедший Бруно С., Кристиан Бейл, наконец) здесь он вполне довольствуется Кейджем.