Медея

«Медея» заманивает параллелями с «Тварью» и «Мертвыми дочерями», покоряет отношением и атмосферой приближающихся ужаса, страха и сумасшествия и забавляет отношением к религии и неоднозначностью всего, что видят зрители.

Окружающая реальность рушится у Волошина убедительнее, чем у Дэвида Линча. Тем более убедительно, что, в отличие от Линча, он дает своим героям возможность поставить мир на перемотку, стряхнуть морок, убедить себя в том, что все это неправда. Патетически выражаясь, подарить надежду, пусть и призрачную, на время, пока «сущности» не вернутся.

Выглядит это все скорее смешно, чем страшно. У Волошина есть странная манера любую структуру превращать в нечто, больше похожее на пародию, чем на чистый жанр.

Картина Сигарева и Волошина не может напугать. На очередном повторении устаёшь наблюдать за мытарствами безумной женщины, не отличающей галлюцинации от реальности. Фильм мог бы быть интересен в формате короткого метра, но для полутора часов у «Медеи» слишком мало динамичных событий.

Все недостатки не помешали бы «Медее» остаться умеренно увлекательным хоррором, если бы не провальный финал. Сюжетный поворот, поджидающий в конце картины, полностью лишает смысла все, что зрители успели увидеть за предыдущий час, а завершающий фильм кадр и вовсе не имеет отношения к сюжету — просто Волошину захотелось чего-то провокационного.

Очевидные подсюжеты — православие в борьбе с нечистью, бывшая девочка-детдомовка, дорвавшаяся до власти над собственными детьми, страх перед болезнью, страх оказаться «плохой матерью», наконец, желание переписать или хотя бы забыть прошлое — не срабатывают, подвисают в раскрашенном воздухе фильма, потому что перед актрисой Ольгой Симоновой есть лишь одна задача: играть безумную мать.