В фильме Двойник Дьявола действие крутится вокруг Латива Яхиа, являющегося двойником сына Саддама Хуссейна - Удая Хуссейна. Алчность, богатство, роскошная жизнь, но помимо прочего ему предстоит постоянная борьба за жизнь, пока кругом разворачиваются убийства.
Ли Тамахори не пытается рассказывать о каких-то политических моментах. Он лишь приподнял завесу тайны над жизнью одного из самых жестоких и опасных людей последних лет. "Двойник дьявола" будет интересен абсолютно всем, и совсем необязательно знать кто такой Удей Хусейн, и почему кувейтцы не ладят с иракцами.
Тамахори снял нуар. Семья Хусейна — не правящая династия, а мафиозный клан. Старый "дон" — неплохой, в общем-то, человек — не в силах контролировать молодых отморозков. А разлагается Удей эффектно. Тамахори снимает его оргии со смаком. Много голых и полуголых красоток, виски из горла, кокс с ладони. Грязные танцы перемежаются выяснением отношений при помощи автоматического оружия и кривых кинжалов. Мозги и кишки устилают стены и пол, после чего — снова танцы до упаду.
Если вкратце: современная восточная сказка, снятая новозеландцем в Бельгии при помощи британцев и французов в попытке еще раз понять, какое Восток тонкое дело и почему с ним так тяжело — сказка удачная, страшная, красивая.
В несколько китчевой стилистике, обусловленной, по словам режиссера, попыткой передать время и место действия «Двойника дьявола» с помощью визуального ряда. Попытка, правда, оказывается скорее пыткой: парад абсурдов иракской власти часто оборачивается кривлянием, а саундтрек подобран по образу «Дискотеки 80-х».
Больше всего «Двойник дьявола» странным образом напоминает «Калигулу» Тинто Брасса. Воспроизводя роскошь восточного антуража с золотыми «калашниковыми», авторы цепенеют ничуть не меньше, чем теоретически должен бы зритель, живописное бичевание пороков иракской верхушки происходит с особенным упоением, а моральные оргвыводы, наоборот, даются не без скрежета. Существенное различие состоит в том, что там, где жизнелюб Брасс любуется копошащейся женской плотью, здесь камера зачарованно, нехотя и плавно переползает с одного облаченного в зеркальные темные очки и строгий костюм импозантного смуглого усача на другого. То есть фильм Тамахори в плане чисто эстетической фактуры – продукт, конечно, куда более специальный.
Напоминающие шероховатый кинодокумент сцены пыток в иракских застенках мешаются с эпизодами нероновских по размаху вечеринок, речи протагониста о чести страны — с афористичными монологами антагониста: "Больше Родины я люблю только п...у". При этом у арабского зла и добра — одно европейское лицо. Аплодисменты бронебойному американскому концепту.