Порочная страсть

К тому же режиссер Джареки отлично владеет кинематографическим синтаксисом. В «Порочной страсти» он ставит точку в таком одновременно неожиданном и абсолютно логичном месте, что с фильма выходишь, немножко приоткрыв рот. В общем, учитесь, ребята — вот как нужно дебютировать в большом кино.

Картина представляет собой крепкую психологическую драму, главной удачей которой является не столько сценарий и режиссура — к слову, довольно простецкая, — сколько достойная актерская игра. Интересно, что Ричард Гир и Сьюзен Сарандон уже представали на экране в роли супругов в фильме «Давайте потанцуем». Здесь же фантазия способна нарисовать такой драматургический ход — герой «Красотки» спустя 20 лет теряет романтическое понимание жизни и превращается в циничного хищника, пусть и не лишенного чувства ответственности.

Впрочем, при том, что персонаж Гира вовсе не положительный герой, он вызывает симпатию хотя бы потому, что умеет держать слово и отвечать за свои поступки. Да и от обаяния актера и вовсе деться некуда: взятку он дает, как нобелевскую премию. После "Чикаго", это, пожалуй, лучшая работа Гира последних лет.

"Порочной страсти" зритель оказывается в шкуре Миллера, и большинство сцен в фильме подразумевают нравственный выбор: уйти или остаться, рассказать или промолчать, помочь или отказаться. Встав на рельсы многогранности проблемы, режиссёр придерживается выбранной тактике вплоть до финала, где зрителю предоставляется возможность самому решить, что же будет дальше.

Удивительным образом Гиру удается удержать все это в рамках убедительности — за счет внутреннего кипения и внешней сдержанности, свидетельствующих о завидных инстинктах выживания его героя. Секс, богатство, отеческие понты — Гиру с легкостью дается все; это и вправду выдающаяся игра.

Сюжет звучит достаточно банально, однако триллер тут не более чем оболочка: настоящего режиссера — а дебютант Джареки убедительно доказывает, что он настоящий, — интересует поведение человека в пограничной ситуации, моральный выбор, который он ежедневно вынужден делать. Миллер не самый дальний родственник Гордона Гекко, но уже скорее из второго «Уолл-стрит», чем из первого. Все еще акула, но уже не без сомнений.

На кинематографическую образованность накладываются близкие автору проблемы рефлексирующих капиталистов. Здесь будет уместна традиционная порция проклятий российским прокатчикам, которые полностью проигнорировали оригинальное название фильма — «Arbitrage», которое отсылает к миру спекулятивных биржевых операций.

Преисполненный чувствительной нежностью к своему герою, вполне, как мы уже говорили, биографически объяснимой, режиссер вплетает в самую его сердцевину сомнение, постепенно и неуклонно расходящееся концентрическими кругами. Усомнившаяся марионетка безличных, математических процессов, усомнившаяся функция: именно на этой стадии Николас Джареки застает созданного им персонажа.

Все страсти здесь — порочные и не очень — крутятся исключительно вокруг денежных сумм. И, несмотря на то, что в фильме мы не увидим ни одного набитого зелеными банкнотами чемодана, не сложно разглядеть идущие от заработанного капитала нити, которыми герои связаны по рукам и ногам, как марионетки. Гир, если вдуматься, вовсе не играет последнюю сволочь: первое, что он делает, увидев окровавленную Летицию Касту, плачет и тянется за телефоном, дабы набрать 911.

К фильму практически нет претензий, из-за чего возникает эффект дозированной скуки. Сценарий прописан детально, кадры построены безупречно оператором Йориком Ле Со, музыка Клиффа Мартинеса звучит уместно, а актерская команда работает слаженно. Но не хватает шероховатостей, за которые можно было бы зацепиться, чтобы признаться себе в том, что это очень хорошее кино.

Вероятно, симпатии режиссера, принадлежащие скорее аморальной капиталистической акуле, чем пытающимся куснуть ее принципиальным пескарям, можно объяснить в самом вульгарном социологическом ключе: Николас Джареки и сам происходит из аналогичной акульей семьи, будучи сыном американского миллиардера и, натурально, филантропа Генри Джареки.