Джанго освобожденный

В этом фильме просто нет слабых мест – некоторый романтизм, присущий фирменному почерку Тарантино не в счет – в «Джанго» есть только сильные стороны. Если киноакадемия не одарит это «чудо» хотя бы парочкой «золотых человечков» (только попробуйте «прокатить» Вальца!), объявим ей бойкот и натравим на них Джанго, он точно знает, что делать с их худосочными задницами!

Три актёрские громадины "Джанго освобождённого" в лице ДиКаприо, Фокса и, кончено же, Вальца заслуживают как минимум пятиминутных оваций. Фоксу пришлось, пожалуй, проще остальных вживаться в свою роль. А вот ДиКаприо в роли отъявленного негодяя и Вальц в качестве очаровательного, но всё-таки убийцы – это, безусловно, грандиозная находка Тарантино.

С годами режиссер «Бешеных псов» и «Криминального чтива» стал более тяготеть к эпичности и назидательности. Но со слабаками, способными счесть это препятствием для того, чтобы ознакомиться с новым роскошным киноподарком от старика Квентина, мы дружить не советуем. «Джанго освобожденный» — лучший релиз этой недели, вне всяких сомнений.

Удивительно, но факт: в век повального кудахтанья вокруг проблем толерантности именно бесцеремонный шизик Тарантино лучше всех понял, как надо бороться с расизмом. Для этого, как выяснилось, совершенно не нужна какая-то внятная идейная программа, а жгучее слово «ниггер» можно протрубить с экрана хоть тысячу раз. Достаточно дать несколько стволов и пару шляп авторитетным ребятам вроде Вальца и Фокса, а уж они проведут воспитательную работу с населением.

«Это мой мир и в нем надо быть жестоким — я становлюсь жестоким!» - говорит Джанго, и эти слова олицетворяют метод, который избрал Тарантино для воплощения своей моральной установки. Примечательно, что в ключевой сцене этого изобилующего насилием фильма, главный драматический узел бескомпромиссно завязан на теме рукопожимаемости злодея.

Это – тот самый редкий случай, когда признание критиков и еще заслуженные награды сочетаются с красивыми цифрами в графе кассовых сборов, благодаря умению режиссера шокировать и развлекать публику, где все-таки почти безупречное исполнение диалогов Кристофом Вальцом и Леонардо ДиКаприо производит самое сильное впечатление.

И последний штрих спагетти-вестерна это конечно не финальный «отъезд в закат», что задолго до того умели и герои Джона Уэйна, а именно небанальность мотиваций главного героя, который может совершать и подлости, и глупости, и вообще вести себя некрасиво. Чего герои вестернов классических себе не позволяли и в чём главный конфликт между этими поджанрами.

Насилие, обилие диалогов и грубого, почти расистского юмора, гротескные персонажи, кровь на белом хлопке - Тарантино верен себе в любых условиях. Режиссер развлекает зрителя всласть, сворачивая с привычного хода повествования там, где меньше всего ждешь и вновь лихо возвращаясь назад.

Невыносимо длинные диалоги и бурлескно-кровавые сцены насилия, зашкаливающий за все ожидания пафос и картонно-клюквенная бутафория в духе 1970-х — всего этого в «Джанго освобожденном» в избытке. Возможно, даже в переизбытке.

Начиная с «Бесславных ублюдков» Квентин Тарантино все более явственно движется в сторону кинематографа братьев Коэн, филигранно соединяющих эпос и социальную сатиру так, что между этими последними не возникает ни малейшего шва или зазора – одно чистое заговорщицкое согласие; правда, подобное движение тут осложняется нарочито гипертрофированной сентиментальностью, гарантирующей общедоступность и любовь широких масс.

"Джанго освобожденный" чертовски длинен. Точнее говоря, его сюжетная линия чертовски коротка для фильма, идущего почти три часа. В сущности, длинный фильм — это не так уж плохо, и одна из сильных сторон Тарантино заключается именно в том, что он не боится бесконечно долгих сцен, а его диалоги разворачиваются с роскошной неторопливостью.

Но парадокс «Джанго» в том, что как раз классические тарантиновские фокусы работают тут хуже всего — мастер же успел объяснить их секрет всему миру. Есть к тому же одна уловка, на которую попадается уже сам режиссер. «Джанго», в своем противлении расизму достигающий почти мультипликационного морализма (что не мешает ему многократно и небезупречно шутить на тему), подразумевает, что обязательный вестерновский фронтир здесь проходит по сознанию зрителя.

С кинематографической точки зрения в "Джанго" можно обнаружить солидные профессиональные стати — крепкую (но не более того) операторскую работу Роберта Ричардсона и множество отсылок к классическим и культовым фильмам — от "Рождения нации" Гриффита до спагетти-вестернов, коим "Джанго" отчасти прикидывается.

И пусть кто-то скажет, что Квентин уже не тот, исписался, стал старым, сентиментальным и голливудским – не будем спорить, на этот случай всегда будет "Криминальное чтиво", недавно к слову триумфально вышедшее в повторный прокат. Пусть сентиментальный, пусть голливудский, но не старый, а повзрослевший и живее всех живых – хоть и взрывает сам себя в одной из сцен.

Процесс собственной мысли, очевидно, приводит автора в неподдельный восторг. Он говорит-говорит-говорит, будучи не в состоянии остановиться даже в тот момент, когда уже пора. И при всей любви к Тарантино сложно не заметить, что это «пора» случается в «Джанго» минут за сорок до финала.

Надо ли рассказывать, что Тарантино умеет снимать кровавые кульминации? А также появляться на экране на пять минут, чтобы феерически разыграть репризу под названием «смерть автора». Язык чешется заметить, что к такой репризе опасно близок весь «Джанго освобожденный», но давайте считать, что это ради красного словца.

«Джанго освобожденного» хочется рассказать как анекдот — грубый, расистский, немножко стыдный, но в то же время гомерически смешной. В середине понимаешь, что по ошибке принял за анекдот морализаторскую притчу, и, предчувствуя кислые лица собеседников и пару натянутых смешков, опустив глаза, пробалтываешь окончание и быстро переходишь на другую тему.

Наверняка есть на свете люди, так же сильно влюбленные в эти тарантиновские шуточки и разговоры, как и он сам — у них на «Джанго освобожденном» будет праздник. Вердикт — спагетти-вестерн Квентина Тарантино про рабство — смешной, кровавый, длинный, избыточный, пустой