Нирвана

Мир, в котором Волошин разыгрывает свою наркодраму, словно перенес ядерную войну, после которой выжили только эмо-тинейджеры и расфуфыренные аниме-косплееры, затянутые в синий и лимонный латекс, накрутившие вавилоны на голове, раскрашенные как пасхальные яйца. Впечатленные формальной стороной фильма критики даже поспешили обозвать «Нирвану» киберпанком. Но киберпанк, как, впрочем, и наркотики, Волошина мало интересует. Намного меньше, чем проезд вокруг кафедрального собора двух мотоциклисток в рогатых шлемах. Форма у Волошина не то чтобы превращается в содержание, она его искупает. Возможно, главное достижение «Нирваны» в том, что наконец нам явлен метод решения вечных сценарных проблем отечественного кино. Все просто — нужно четче ставить задачу перед костюмером.

Если бы это была дипломная работа выпускников киношколы, оценки бы стояли такие: за экспериментальный дизайн «отлично», за операторскую работу «хорошо», за художественный фильм в целом твёрдый кол.

Если покрепче зажмуриться и прикрыть ладошками уши с таким расчетом, чтоб разбирать слова, но не слышать интонаций, можно обнаружить в исходном сценарии «Нирваны», написанном дебютанткой Ольгой Ларионовой, щенячье обаяние, изначально присущее почти любой истории про девочек. Жизнь надо как-то снимать, актрисам, даже самым милым, — ставить задачи, Волошин честно не умеет ни того, ни другого, ниша как бы экспериментатора — единственная, откуда его не погонят с улюлюканьем после первой же сцены. Забавным образом, за два часа мощнейшей атаки на органы чувств, «Нирвана» делается похожей на кино всего дважды, остальное, по-хорошему, стоило бы сжечь, чтоб дети не брали пример, а в газетах не писали глупостей.