Генуя

Торговать детским горем — последнее дело, но Уинтерботтом как-то удерживается от превращения в Ларса фон Триера. Цель ночных вскриков и дневных пряток, конечно, чисто прагматическая: придать вживанию героев в открыточный старый город драматизма и жизненности. Но сделано все это настолько чисто и ловко, что не придерешься — никакого особого надрыва на лицах, волнение создается одной только камерой, а саспенс — вообще без помощи рук, исключительно благодаря волшебству. Смутная тревога, притаившаяся в сумраке галерей и тени пустынных парков, не имеет никаких формальных поводов, кроме природной склонности зрителя к паранойе. Кажется, моргни — и предчувствие катастрофы исчезнет, все превратится в заурядный солнечный травелог.

За внешней простотой и незатейливостью повествования действительно скрывается глубокая личная драма, так по-разному переживаемая совсем юной Мэри, невольной виновницей гибели матери, Келли, постепенно накапливающей обиды и пытающейся высвободится из-под опеки родителя, и самим Джо. Он искренне стремится сохранить приличествующую отцу мудрость – но всё равно оказывается неспособным в одиночку преодолеть усиливающийся кризис взаимного непонимания. Право, сложно не восхититься умением Уинтерботтома работать с актёрами, в первую очередь – с Перлой Хэни-Джэрден, сохраняющей перед камерой потрясающую естественность, по-детски спонтанно переходя от непритворной радости к состоянию глубочайшей, на грани истерики, скорби. В результате возникает уникальный эффект.

Зря Уинтерботтома за "Геную" так ругают. Просто шумная, солнечная, экстравертная линия города полностью поглотила у него интровертную со всеми ее смертями и скелетами точно также, как лето, наступающее на Италию, поглощает оставшуюся по ту сторону океана зиму, в которую произошло злосчастное ДТП. Собственно, это еще одна история про английский сплин на отдыхе в Италии. Актуальная, надо сказать, и для нашего климатического пояса.