Кококо

Авдотье Смирновой удалось совершить, казалось бы, уже невозможное в современном российском кино — сделать добротную народную жанровую комедию, неглупую, смешную и качественную. Живые, узнаваемые типажи, прекрасные актерские работы и остроумные диалоги обеспечили картине заслуженный успех на уже прошедших показах. Создателям «Кококо» удалось соблюсти тонкий баланс, не скатившись ни в снобизм «креативного класса», ни в интеллигентское умиление «простым человеком».

В общем, мне понравилось. Хорошее кино, поставлено мастерски, а главное - как-то очень искренне. Актерский дуэт Михалковой-Трояновой - просто отличный! Так что получил большое удовольствие, рекомендую посмотреть. Не часто российский кинематограф выдает что-то действительно достойное просмотра, но вот Авдотья Смирнова пока еще ни разу не разочаровывала.

Даже в те моменты, когда «Кококо» обманчиво кажется очередной интерпретацией «Пигмалиона» — этакой «Моей прекрасной леди», сделанной рукой крепкого советского режиссера, на которого хрупкая Смирнова сейчас очень похожа, — кино завораживает. Сперва актерами и исходящей от них энергией, а к финалу злостью и редкой убедительностью, с коей авторы «Кококо» констатируют, что Питер тоже слезам не верит, что разные социальные классы говорят на разных языках, что альтруизм — понятие, увы, такое же мифическое, как и женская дружба.

Новый фильм Авдотьи Смирновой "Кококо" похож на предыдущий "Два дня", но намного лучше. Хотя бы потому, что в нем нет Федора Бондарчука в роли чиновника, изменившего своим чиновничьим идеалам. На этот раз все ближе к действительности. Сменив власть на народ, Смирнова продолжает рассказывать истории из жизни современной России.

У Смирновой получился всё тот же фокус: на противоречиях создать вполне достойную картину, которая способна заинтересовать зрителя. Стоит отметить, что режиссёр, помимо всего прочего, изначально собиралась сделать "картину для двоих": реализовать в отдельном фильме недооценённый талант Анны Михалковой и Яны Трояновой, которым ничто не должно было мешать.

«Кококо» из пошленького высказывания о России, где бокал с винищем стоял, стоит и будет стоять на томике классики, превращается в хорошее и остроумное упражнение на темы человеческой психологии. Ведь любое социальное помешательство – это, вне сомнения, золотая жила для авторского кинематографа. Тем более такое актуальное, как тяга к рассуждениям на тему вечно виноватой интеллигенции и обделенного ей же народа.

Сначала кажется, что «Кококо» логически продолжает тему, начатую в «Двух днях»: только если в последнем исследовались отношения интеллигенции и власти, то здесь интеллигенция сталкивается с народом. Смирнова, однако, такими общими понятиями не мыслит: «Важно не то, из каких слоев герои, а то, как они друг с другом взаимодействуют. Что в любви или дружбе мы своего партнера не видим. Заменяем его идеализированной проекцией, навязываем ему какие-то свои желания.

Фильм напоминает альманах из оглушительно смешных анекдотов: первый жалостливый бабский треп и совместное похмелье, поход в клуб и ночная драка с хулиганами, горластая гостья на посиделках с научными сотрудниками, дележ мужчин с предсказуемой победой нахрапистой провинциальной сексуальности — и прочая, и прочая. В том, однако, и дело, что завершить этот парад анекдотов, кроме как еще одним анекдотом, посложней, пострашней и поаллегоричней, авторам нечем.

"Кококо", который, в общем-то, о народном горе не очень печется, да и интеллигенцию совсем не идеализирует — тоже фильм, если так можно выразиться, сексуальный, в широком социологическом смысле слова: он о том, что отношения интеллигенции и народа — это не только и не столько чувство вины и антропологический интерес с одной стороны и обида за неоправдавшиеся надежды с другой (Вика неминуемо произносит ближе к финалу сакраментальную фразу "Ты в ответе за того, кого приручила", звучащую ужасно глупо).

Существует один критерий для понимания любого вида искусства, работающего в реализме – это замкнутая цельная система художественных образов; система, которая вызывает в зрителе единое художественное восприятие. В этой картине мысли все набраны из телепередачи «Школа злословия» - мелкие, нелепые, больше похожие на сплетню старушек, сидящих на скамеечке возле дома.

Война эстрогена, уже с тестостероном, отыгрывается и в развернутом фоне фильма, которым служит музейная среда Лизиных сотрудников. Но это сниженный, комический отыгрыш. Хотя персонал музея (в его роли выступает питерская Кунсткамера) и укомплектован преобладающими существами мужского пола, но только для того, чтобы продемонстрировать их полную непригодность.

Героини, тем не менее, пугающе симметричны: у обеих непростая личная жизнь, обе несчастны, и неизвестно еще, что хуже — снобизм или простая дурость. С другой стороны, поселить у себя дома чудовище, которое каждый вечер напивается, водит домой мужиков, ходит на голове и портит твои вещи, — испытание не из легких, но бесит оно по причинам скорее бытовым, а не социальным.

Интересно тут то, что Смирнова по принципу отечественных просветителей, самостоятельности за народом ни в коем случае не признает. Для нее народ - единица исключительно бессознательная, обладающая огромной "витальной силой", но напрочь рефлексии лишенная. Как малое дитя - за ним только подтирать. Оставить народ наедине с зарождающейся мыслью нельзя, потому что мысли этой у него априори нет. В него можно только сеять и сажать свою мудрость и знание, слабо надеясь, что что-то да прорастет.