Не сдавайся

Не сдавайся" — один из самых приятных для глаза фильмов Гаса Ван Сента: к нему отлично прикладываются слова "nice" и "light". Хотя речь все время идет о смерти и глаза потенциального зрителя периодически наливаются слезами, зрелище это — сплошное оптическое удовольствие: Аннабель, стриженная под мальчика, лихо меняет платья чудесных цветов, Энох блистает наследственной шестидесятнической харизмой, доставшейся ему от отца Денниса Хоппера, камера любовно оглядывает пейзажи Портленда — неизменного города, для которого Ван Сент стал поэтом и гением места.

Пусть вся картина выстроена подобно сцене, в которой юные влюбленные репетируют трагическую кончину Аннабель и боятся позволить себе излишний драматизм, это компенсируется невероятной органичностью героев внутри явно искусственной конструкции. Заслуга ли это визуального ряда, не позволяющего нам забыть, что мы имеем дело с авторской мелодрамой... В доказательство чему – фирменная дрожащая камера в начальных кадрах и расфокусированные осенние пейзажи, служащие фоном для любовной истории до безобразия нездешних Васиковска и Хоппера. Скорее, отгадка лежит в безоглядной вере прекрасных молодых актеров в уникальность предложенных им обстоятельств, которая поначалу кажется утопичной, а в итоге оказывается заразительной.

В подобной истории нет реализма и быть не может, но ван Сент по-своему последователен. Если снимать не про ужасы терминальной стадии онкологических заболеваний, с болью, рвотой и перемолотыми людьми, то степень условности может быть любой. Можно до самого конца бегать по лесу с фонариком, собирать сладости в Хэллоуин и играть в «морской бой» с разбившим свой крылатый «мицубиси» японцем. Тогда получается, что не глупые игры милых детей как-то оправдывают неизбежность смерти (это невозможно в принципе), а скорый финал снимает все запреты: если назавтра умирать, то сегодня ничто не слишком, даже самая кружевная инсценировка смерти.

Не зря герой, по очереди преодолевающий все положенные стадии от отрицания до депрессии, в конце концов принимает случившееся со странной, неуместной улыбкой. И все это складывается в смыслы вполне очевидные, которые тем прекраснее, что герои их не столько проговаривают, сколько проживают: в этих своих дурацких нарядах, странных заигрываниях и продолжительно разучивая латинские названия водных птиц, которые, как объясняет героиня, хороши исключительно тем, что ей самой нравятся.

"Не сдавайся" остается очень милой мелодрамой с красивыми героями, дружелюбным привидением, песней Нико на титрах и прочими приятными вещами. Не больше, но и не меньше.

Мечтательная, будто все время спросонья камера, акварельные цвета, зачарованные портлендские лужай­ки и пустыри, куда-то немножко плывущие за спинами душераздирающе красивых героев. Вместе с тем в этом по всем статьям безупречно вансэнтовском фильме творится что-то вызывающе не вансэнтовское. Чем дальше, тем с большей радостью жертвовавший словами в пользу пауз, а в последнее время и вовсе объяснявшийся со зрителем в основном кивками и очень специальными, вроде бы как тебе одному адресованными тайными знаками, тут Ван Сэнт неожиданно заговорил — много и подробно.

Первая любовь двух полумертвых подростков сводится к серии хипстерских клише (гулять осенью, настольные игры, винтаж, ищу себя, жестокий, жестокий мир, Япония, Velvet Underground и — вы таки будете смеяться! — рисовать в молескине), тем более фальшивых, что их экранизацией занимается шестидесятилетний режиссер-формалист. Смерть тут служит объектом одинаково неуместных иронии и сантиментов, которые скорее свидетельствуют о полной бесчувственности героев, Ван Сента и сценариста-дебютанта Джейсона Лью. Фильмы «Субмарина» и «Не отпускай меня» кажутся шедеврами новой искренности по сравнению с этим триумфом уличной моды.